Неточные совпадения
Кстати о кокосах. Недолго они нравились нам. Если их сорвать с дерева, еще
зеленые, и тотчас пить, то
сок прохладен; но когда орех полежит несколько дней, молоко согревается и густеет. В зрелом орехе оно образует внутри скорлупы твердую оболочку, как ядро наших простых орехов. Мы делали из ядра молоко, как из миндаля: оно жирно и приторно; так пить нельзя; с чаем и кофе хорошо, как замена сливок.
Я шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной
зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный
сок своей почвы, как катили бочки к берегу и усылали вдаль, получая за это от повелителей право есть хлеб своей земли.
Ну да: ведь и вся жизнь у них была вот такая ужасная карусель:
зеленое — оранжевое — Будда —
сок.
Полумрак комнат, синее, шафранно-желтое, темно-зеленый сафьян, золотая улыбка Будды, мерцание зеркал. И — мой старый сон, такой теперь понятный: все напитано золотисто-розовым
соком, и сейчас перельется через край, брызнет —
…Пожар. В ямбах качаются дома, взбрызгивают вверх жидким золотом, рухнули. Корчатся
зеленые деревья, каплет
сок — уж одни черные кресты склепов. Но явился Прометей (это, конечно, мы) —
Ночь.
Зеленое, оранжевое, синее; красный королевский инструмент; желтое, как апельсин, платье. Потом — медный Будда; вдруг поднял медные веки — и полился
сок: из Будды. И из желтого платья —
сок, и по зеркалу капли
сока, и сочится большая кровать, и детские кроватки, и сейчас я сам — и какой-то смертельно-сладостный ужас…
И всюду из земли мощно пробивались к свету травы и кусты, скрывая собою печальные могилы, вся
зелень кладбища была исполнена напряжённого стремления расти, развиваться, поглощать свет и воздух, претворять
соки жирной земли в краски, запахи, в красоту, ласкающую сердце и глаза.
Ты, как прекрасная звезда, осветишь закат его жизни; ты, как
зеленый плющ, обовьешся около его старости, ты, а не эта крапива, эта гнусная женщина, которая околдовала его и с жадностию сосет его
соки!
Какое одушевление придают они природе, только что просыпающейся к жизни после жестокой, продолжительной зимы, когда почти нет еще ни
зеленой травы, ни листьев, когда вид голых деревьев и увядшей прошлогодней осенней растительности был бы очень печален, если б благодатное тепло и мысль, что скоро все зазеленеет, зацветет, что жизненные
соки уже текут из корней вверх по стволам и ветвям древесным, что ростки молодых трав и растений уже пробиваются из согретой влажной земли, — не успокоивала, не веселила сердца человеческого.